Остров нетерпения. Почему на Кубе впервые за 30 лет вспыхнули протесты - «Политика»

На Кубе впервые с 90-х бушуют антиправительственные протесты. Города патрулируют полиция и военные, а власти предсказуемо говорят об американском следе: по словам министра иностранных дел страны, в беспорядках участвовали «лица с криминальным прошлым и маргиналы». Главный научный сотрудник Центра латиноамериканских исследований Института всеобщей истории РАН Андрей Щелчков объясняет, как и почему «остров свободы» наконец потребовал настоящей свободы.

Острый интерес общественности к последним событиям на Кубе вполне объясним: осколок социалистического лагеря, бастион антиимпериализма в Латинской Америке выстоял после краха СССР, ненавистный для многих режим Кастро не рухнул. Со временем подоспел новый претендент на роль спонсора вместо СССР — чавистская Венесуэла, затем «левая волна» в Латинской Америке в начале 2000-х ослабила экономическое и политическое давление на режим извне. Однако Кубе было нелегко. Ставка на туризм была сделана еще в 80-е годы, но в 90-е туризм стал единственным шансом. Начало 90-х было справедливо названо Фиделем «специальным периодом». Нехватка всего, начиная с элементарных продуктов питания, поставила почти всё население городов на грань физического выживания (на Кубе по сей день карточная система).

Бунт 90-х и либерализация

На пике кризиса, в 1994 году, произошёл всплеск массового недовольства, повсюду возникали уличные протесты: не было электричества, воды, еды, из-за нехватки топлива остановился транспорт. Казалось, крах неминуем, но политических требований у протестующих не возникло. Это был бунт отчаяния, и он погас при умеренной реакции власти. Фидель, верный своему прагматизму и галисийскому упрямству, пошел на резкие изменения в экономике при сохранении политической системы в прежнем виде. Произошла частичная экономическая либерализация: легализовали доллар, разрешили торговлю на крестьянских рынках (впрочем, кофе, говядина, морепродукты остались в государственной монополии), позволили открыть частные кафе и рестораны, а главное — разрешили аренду жилья иностранным туристам. Ситуация резко изменилась к лучшему, через туристический частный сектор в экономику потекли деньги.

На Кубе вне государства есть только два источника валюты: либо переводы родственников из-за границы, либо доходы от иностранных туристов. Стало возможным приобретать продукты питания на частных рынках, в валютных магазинах. Власти и лично Фидель больше всего беспокоились из-за возникшего неравенства, появления относительно благополучного слоя частников, работавших в бьющем рекорды туризме. Тогда же удалось решить проблему поставок нефти из Венесуэлы на сверхльготных условиях в обмен на услуги кубинских врачей и учителей. Более того, удалось модернизировать энергосистему — отключения электричества ушли в прошлое.

Появились и дополнительные средства у государства (не преминувшего установить драконовские правила и налоги для тех, кто работал с «интуристом»), что привело к общему улучшению (люди получали китайские телевизоры, появились новые автобусы, восстанавливался общественный транспорт). Были полностью либерализованы правила выезда за границу: теперь чтобы выехать из страны нужны были только деньги на билет и виза (которую, однако, крайне трудно получить не только для въезда в Европу, но и в латиноамериканские страны). Единственной отдушиной была Россия, сохранившая безвизовый въезд для кубинцев. В Москву потянулся ручеек «челноков», освоивших наш «Черкизон», закупавших товары в Москве и перепродававших их на Кубе, что было весьма прибыльным. Да и сегодня, в дни пандемии на рынке на «Белой даче» можно встретить кубинцев, оптово закупающих майки, носки и прочую галантерею.

Даже в пандемию кубинские челноки закупают на московских рынках майки и носки

Жизнь после Фиделя

После смерти Фиделя власти предприняли новые реформы. Их беспокоило состояние денежно-финансовой системы, ее бимонетаризм, — свободное обращение двух валют — обычного песо и конвертируемого песо, приравненного к доллару. Многие услуги и товары, в том числе и предлагаемые кубинцам государством (сотовые телефоны, интернет, бытовая техника и пр.), официально котировались в конвертируемом песо. Зарплаты же, даже в совместных с иностранцами предприятиях, выплачивались только обычными песо. Власти стремились к сближению стоимости этих валют и полному переходу на конвертируемый песо, что было разумно в макроэкономическом смысле, но приводило к шоковым побочным эффектам (средняя зарплата при пересчете на конвертируемую валюту не превышает $17–19 в месяц). Также был выбран курс на снижение груза занятости в государственной экономике, а именно вывод за ее рамки мелкого производства и главное — сервиса (парикмахеры, ремонт бытовой техники и прочее). Работники переводились в категорию самозанятых (cuentapropistas), что снижало расходы государства. Но уже накануне пандемии проявлялись элементы нового кризиса: сокращение массированной помощи из Венесуэлы, которая сама коллапсировала, и появление большого отряда неконтролируемого властями самозанятого населения.

В результате всех этих реформ на Кубе появился социальный слой, не зависящий от государства и тяготящийся контролем со стороны властей. Эти люди не связывают свою судьбу с государством и его социальными гарантиями, в том числе с гарантией не умереть от голода, но и не есть досыта. В его основе свободная сдача в аренду жилья иностранцам, что пользуется большой популярностью среди «интуристов», особенно в традиционном кубинском бизнесе — секс-туризме. Вокруг «интуристов» строилась вся эта экономика частного бизнеса, где люди получали гораздо больше, чем представители самых престижных профессий в государственной сфере.

Политический протест жестко регулировался, а власти демонстрировали свой либерализм и открытость в сферах, не затрагивавших сути режима: например, легализация и проведение маршей ЛГБТ в центре Гаваны. Подлинные движения протеста (например, правозащитное движение «Дамы в белом»), подвергались жесткому давлению. В конце прошлого года возник протест деятелей культуры, вылившийся в многодневную демонстрацию (движение Сан-Исидоро), что, однако, не вызвало отклика в стране, а протест был разогнан. Тем временем суперхитом стал импортный рэп из Майами «Родина и жизнь», превратившийся в девиз современного протеста, как альтернатива официозному лозунгу «Родина или смерть», последние 60 лет бывшего главным на Кубе. Однако кроме общего антиправительственного и антикоммунистического пафоса протест не может ничего предъявить, поскольку не имеет политического руководства (о чем десятилетиями без устали заботились кубинские спецслужбы).

Строчка из рэпа «Родина и жизнь» стала альтернативой официозному лозунгу «Родина или смерть»

Пандемия и вакцинация

В целом Куба живет надеждой, что современное руководство ведет страну к реформам. Однако в рутину жизни вмешалась эпидемия, относительно хорошо контролируемая властями (если верить официальным цифрам), но полностью разрушившая мир людей, живущих туризмом. Остров был закрыт, а районы, где туризм сохранился (Варадеро, Кайо-Коко), — это исключительно государственные зоны иностранного туризма, куда даже ограничен доступ самим кубинцам. Частники лишились дохода. Именно эти люди, страдающие от эпидемии не в прямом, а в переносном смысле, и стали основой нынешнего протеста.

Кубинцам не привыкать терпеть отключение света и отсутствие продуктов, медикаментов, элементарных средств гигиены. Это может вылиться в громкие возмущения в толпе у пункта «отоваривания» карточек или во дворе дома, но не более того. Люди переживали и худшие времена. Требования о вакцинировании со стороны протестующих можно назвать экономическими: они хотят открыть страну для туризма, понимая, что единственный путь к этому — вакцинация всей страны. Власти же в этом вопросе встали в высокомерную и гордую позу, заявив, что изготовят собственную кубинскую вакцину, отказавшись рассматривать вопрос о поставках из Китая или России. Кубинскую вакцину, с той же степенью претензии, как в России — «Спутник», сначала претенциозно называли Soberana («Суверенная»), и её было несколько вариантов, а затем она была зарегистрирована под странным для латиноамериканцев названием «Абдала».

Куба уже провела вакцинацию 10% населения, и пообещала поставлять вакцину соседним странам, но есть серьезные сомнения насчет способности рахитичной фармацевтики на Кубе к массовому производству. При этом, сама же официальная Куба сетует, что из-за блокады США в стране не хватает шприцов, медикаментов для лечения коронавируса, химических составляющих вакцины (своего фармосинтеза у них нет). Американская блокада — вечная песня властей, ведь китайцы готовы поставлять что угодно, не оглядываясь на американские санкции.

Новое руководство

Есть и еще один нюанс общественной атмосферы — любимая политологами тема легитимности самой власти. Фидель пришел к власти не в результате выборов, а победив в насильственной революции, стоя во главе Повстанческой армии. Его революцию приветствовало и поддержало большинство кубинцев. Фидель всегда говорил о революционном режиме, не признававшем правила «буржуазной» демократии, считая свою систему вариантом диктатуры пролетариата. Это право революционного суверенитета и воли народа признавалось за Фиделем и даже за менее харизматичным и не очень популярным Раулем, имя которого всегда связывалось с военными и спецслужбами, что не прибавляло ему любви. А вот новое руководство во главе с президентом Мигелем Диас-Канелем уже не имеет за своими плечами революционного прошлого и завоеванного с оружием в руках права на власть, и такая ущербная легитимность и есть главная политическая опасность транзита, — если властям не удастся быстро снискать доверия и популярности.

Этот фактор привлекает особое внимание к нынешним протестам, которые, скорее всего, будут подавляться всей силой репрессивной машины режима, под аплодисменты левых в Латинской Америке: стыдливо признавая безобразия кубинского режима, они все равно переводят любой разговор на тему экономической блокады Кубы со стороны США.

Важнее всего другой вопрос: приведет ли этот протест к ускорению реформ или, наоборот, станет стимулом к усилению репрессий и ограничению частного бизнеса, к чему пока склоняется и официальная пропаганда, всегда обвинявшая во всем США, к которым добавились теперь антиправительственные социальные сети, которые, конечно же, управляются госдепом. Пока что в этом направлении никакой новизны не просматривается.