После елбасы. Чего хотят и что могут получить казахстанцы по итогам протестов - «Мнения»

Стремительный ввод и вскоре начавшийся вывод из Казахстана войск ОДКБ, исчезновение елбасы Назарбаева и равнодушная «озабоченность» Запада на фоне разрушений в Алматы и якобы 10 000 задержанных «террористов» порождают конспирологические теории и сложные геополитические объяснения загадочных и трагичных событий в Казахстане. Социолог Денис Билунов считает, что главный драйвер протестов - всё-таки запрос общества на перемены, и президенту Токаеву так или иначе придется к этому запросу прислушаться.

Большая Советская Энциклопедия определяет геополитику как «буржуазную, реакционную концепцию, использующую извращенно истолкованные данные физической и экономической географии для обоснования и пропаганды агрессивной политики империалистических государств». Едва ли авторам этой чеканной характеристики могло прийти в голову, что в недалеком будущем разоблаченная ими «концепция» будет вовсю использоваться для объяснения борьбы за влияние и власть в теперь уже бывших республиках Советского Союза.

Так или иначе, события первых недель 2022 года в Казахстане снабдили экспертов и комментаторов настолько обильной пищей для геополитических спекуляций, что в их рассуждениях практически не остается места тем, кто, казалось бы, должен быть главным субъектом политики — гражданам этой страны. Понятно, что в волшебном мире, скажем, Владимира Путина, не существует никакой самостоятельной активности «простых людей», удел которых — быть объектом манипуляции и разменной пешкой в разборках серьёзных игроков. Последних в Казахстане сколько угодно: США, Китай, Великобритания, Россия, Евросоюз, исламисты, пантюркисты... Ну и, конечно, жузы и кланы — без отсылок к этим популярным рудиментам казахского трайбализма теперь не обходится ни одна «экспертная дискуссия» в Facebook.

Конечно, за 30 лет своего правления Назарбаев, как и другие постсоветские авторитарные правители, выжигал любые живые ростки казахстанского гражданского общества тщательно, систематически, а порой — с особой жестокостью, как во время жанаозенской трагедии 2011 года. При этом спецификой именно Казахстана является тот факт, что его власти довольно умело создавали своей стране квазидемократический фасад — и, по крайней мере, часть мирового истеблишмента охотно им в этом подыгрывала: пиаром Назарбаева на Западе занимался ни много ни мало британский экс-премьер Тони Блэр. Причина очевидна: Казахстан обладает огромными месторождениями полезных ископаемых, и, например, один только Chevron вложил в разработку и добычу прикаспийской нефти $36 млрд (это крупнейшая единичная частная инвестиция на всем постсоветском пространстве).

Тем не менее, рассуждения типа «рабочих-нефтяников вывели недовольные «теневики» из Младшего Жуза, а толпу в Алматы раскачали люди криминального авторитета Армана Дикого, нанятые племянниками Назарбаева», скорее, сбивают с толку, чем раскрывают суть событий. На самом деле в основе последних событий в Казахстане — массовый запрос на перемены. Обращенный к Назарбаеву лозунг «Шал кет!» («Старик, уходи!») практически моментально стал общим брендом январских протестов, это требование очевидного большинства казахстанцев — и поэтому нелепо утверждать, что «за ними кто-то стоит».

При этом, разумеется, возникшие обстоятельства пытаются интерпретировать и использовать в своих интересах различные кланы в истеблишменте — как, впрочем, и организованные группы гражданского общества. Количество последних невелико и возможности их крайне незначительны — но тем больше уважения и сочувствия вызывает решимость отдельных активистов, правозащитников, журналистов. Например, во время эскалации уличного насилия в Алматы некоторые из них (Жанболат Мамай, Мейрхан Абдуманапов — и наверняка не только они) попытались, буквально рискуя жизнью, убедить манифестантов не идти на поводу у внедренных боевиков и придать протесту политическую осмысленность. В областных центрах на западе страны (Атырау, Актау) беспрецедентно массовые митинги имели в основном мирный характер лишь благодаря самоотверженным усилиям имеющих авторитет у людей активистов (как, например, бывший политзаключенный Макс Бокаев).

Как и во многих других странах, требующие перемен граждане Казахстана — это вовсе не единое политическое целое. Они представляют из себя весьма разнородные социальные группы, от образованной городской молодежи из обеспеченных семей Алматы и Астаны до рабочих металлургических заводов и нефтяных промыслов. Кто-то ищет свою идентичность в исламе, кто-то хочет видеть Казахстан ультрамодернистской страной. Есть политические и профсоюзные группы крайне левого толка, есть демократическая интеллигенция. Одни прислушиваются к статусным политическим эмигрантам (Мухтар Аблязов, Акежан Кажегельдин), у других они вызывают раздражение. Огромная дистанция и в мировоззрении, и в степени политизированности, и в образе действия — но весь этот пестрый конгломерат требует «ухода старика», т.е. принципиального изменения отстроенного Назарбаевым кланово-олигархического государства.

Этот фундаментальный запрос на перемены остается важнейшим фактором политического климата Казахстана, и развязка интриги едва ли произойдет скоро. Как показывает ход событий, внутривидовая борьба президента Токаева с кланом Назарбаева (или, по крайней мере, с влиятельной частью этого клана) вовсе не завершена: в составе нового правительства не так много перемен, и даже один из племянников Назарбаева сохранил свое кресло, несмотря на его объявленную ранее отставку и чуть ли не арест. Предположение о том, что никакой борьбы вообще нет, а Токаев просто выполняет достигнутые с Назарбаевым договоренности, слишком экзотично: в эту интерпретацию не вписывается захват хорошо подготовленными (но при этом практически анонимными) боевиками международного аэропорта, телевидения и акимата Алматы, бойня на улицах этого крупнейшего города страны, его разгром и почти полный паралич на протяжении минимум двух дней.

Независимо от того, до какой степени приверженцем перемен является сам Токаев, ему, так или иначе, придется опираться на поддержку хотя бы части гражданского общества: у него слишком мало других политических возможностей. Примечательно, что, судя по весьма разнородным источникам — от соцсетей до моих собеседников как в Алматы, так и среди оппозиционно настроенных эмигрантов — люди пока, скорее, склонны дать аванс доверия Токаеву. И это даже несмотря на его попытку отождествить политический протест с терроризмом «извне», несмотря на продолжающуюся серию арестов активистов и, наконец, на весьма вероятную сделку с Владимиром Путиным. Факт последней, конечно, не доказан, но иначе трудно интерпретировать последовательность событий «встреча в Петербурге — волна протестов — мятеж в Алматы — молниеносный ввод войск ОДКБ», и всё это в течение десяти дней.

Пока неясно, что в результате этой гипотетической сделки получил или получит Путин, но это далеко не единственная неясность во всей этой истории. Кроме очевидного вопроса, жив ли и где находится Назарбаев (а также почему молчит его дочь Дарига — до недавнего времени один из ведущих политиков страны), непонятно, например, почти полное игнорирование событий в Казахстане международным сообществом. Казалось бы, потенциально задеты масштабные интересы американских, английских и китайских компаний — это не говоря уже о вводе войск ОДКБ — но всё обошлось дежурными «выражениями озабоченности», редкими и вялыми. Даже фондовый рынок, обычно очень чуткий не то что к рискам, а к слухам о рисках, отреагировал довольно спокойно: за первые две недели января национальный индекс KASE опускался не более, чем на 3,5%; правда, главные «голубые фишки» Казахстана — банк «Каспи» и «Казатомпром» падали гораздо глубже, но в последние дни довольно быстро восстанавливают свои позиции. При этом, по мнению бизнес-консультантов, работающих на казахстанском рынке, политическая встряска существенно ухудшила имидж страны: один из собеседников сказал мне, что сразу три крупные европейские компании, серьезно изучавшие вопрос открытия филиалов в Казахстане, резко отменили свои планы.

Как экспериментальная модель, казахстанский «транзит», несомненно, имеет особенное значение для России, в которой стареющий правитель типологически похож на Назарбаева всё больше и больше. Комментаторы часто высказываются в том духе, что нынешние события в Казахстане окончательно убедят Путина отказаться от любого варианта «преемника» и держаться за власть исключительно самому. Однако, с другой стороны, турбулентность в соседней стране влияет не только на Кремль, но и на российских граждан. Идея «ухода старика» вполне может оказаться очень заразительной.

Сейчас у казахстанского общества, как никогда раньше, появился шанс повлиять на свою политическую олигархию и добиться от неё хотя бы относительных демократических уступок. Этот важный для России опыт — более чем весомая причина начать разбираться в хитросплетениях современной политики нашего южного соседа, вместо того чтобы кормить своего геополитического тролля или блистать знанием названий и принадлежности к жузам основных казахских кланов.