«Отец отнес мой загранпаспорт в военкомат». Как война обострила конфликт поколений в России

С началом войны многие россияне столкнулись с непониманием близких, разные взгляды на происходящее стали причиной ссор в семье, на работе, между друзьями. Собеседники The Insider поделились своими историями о конфликтах с родителями, которые угрожали им психиатрической больницей и ФСБ, пытались

Read in English

Содержание

«Отец просил призвать меня в армию»
«Сдам тебя в психушку или ФСБ»
Украинцы вдруг стали «хохлами»
«Все умрут, а мы попадем в рай»

Имена всех героев, кроме Романа, изменены

«Отец просил призвать меня в армию»

Валерий уехал из России в Казахстан после начала мобилизации. Выбор пал на эту страну, так как на руках был только внутренний российский паспорт: его отец, священник РПЦ, отнес загранпаспорт сына в военкомат, чтобы тот не смог выехать из России и избежать срочной службы.

Валерий — третий ребенок в семье из шести: «Мой конфликт с отцом начался лет с 14 и продолжается по сегодняшний день». Молодой человек рассказывает, что история с его отъездом наложилась на более раннюю семейную ссору, случившуюся примерно за два месяца до начала войны. Валерий съехал от родителей, но у них осталась часть его документов, в том числе загранпаспорт, который отец отказывался отдавать:

«Я был призывной для срочной службы и после мобилизации выяснил, что мой отец просил каких-то своих знакомых, чтобы меня нашли и призвали. Когда я приезжал к родителям уже после начала мобилизации, чтобы в последний раз попробовать забрать загранпаспорт и уехать из страны, в итоге выяснил, что он лежит в моем военкомате».

Рычагов давления у Валерия было немного: подавать заявление на собственных родителей он не хотел, а идти в военкомат было рискованно. Поэтому он уехал в Казахстан и через шесть месяцев получил новый загранпаспорт:

«У нас с родителями не было разговора о том, что я должен ехать на войну, но уверен, что, окажись я в числе тех, кого должны туда призвать, они бы не были против. По крайней мере я точно знаю, что они не возражали бы, если бы мой старший брат пошел воевать. После университета у него есть офицерское звание, и он сам тоже не против [пойти воевать]».

Сейчас Валерий общается с матерью. Они по-прежнему не согласны друг с другом, но могут поддерживать диалог, она перестала уговаривать сына вернуться и отслужить.

Быт в семье Валерия устроен по церковным канонам, все придерживаются православных традиций, причем таких, которые, как он отмечает, нетипичны даже для воцерковленных людей. Например, его семья соблюдала полноценный пост каждую неделю, обязательно посещала церковные службы утром и вечером субботы, а также вечером воскресенья: «Каждый в нашей семье так или иначе работал в храме. Я с 7 лет прислуживал в алтаре, с 16 лет полноценно пел в церковном хоре, потому что моя мама там дирижирует. Мне за это даже платили, это были мои карманные деньги».

Молодой человек говорит, что его отец «человек очень системный и конформистский» — никогда не спорит с тем, что происходит внутри иерархической цепочки, в которой он находится, всегда соблюдает субординацию. Родители Валерия, по его словам, всегда поддерживали все происходящее в стране и одобряли политику действующей власти: «В 2014 году мои родители были уверены, что присоединение Крыма — это правильное решение, ну и логично, что, когда началась война 24 февраля, они не сомневались, что и это было правильно».

Родители считали, что присоединение Крыма — это правильно, а когда началась война, они поддержали и ее

Все дети, кроме старшего и младшего братьев (старший поддерживает родителей, а у последнего еще не сформировалось собственное мнение), не согласны с позицией родителей. Старшая сестра Валерия из-за разногласий первой ушла из семьи: ее конфликт с отцом был связан с тем, что тот был против ее свадьбы. Отец Валерия не понимает и не принимает светскую жизнь, хотя, скорее всего, в курсе «двойной жизни» своих детей, считает Валерий:

«Мне он говорил, что моя личная жизнь его не очень интересует. Его родительский долг в том, чтобы я был сыт, одет, получил образование. На то, что у меня в жизни происходит прямо здесь и сейчас, у него нет ни сил, ни времени, ни желания».

Валерий вспоминает, что был вовлечен в политическую жизнь страны: ходил на митинги, обсуждал происходящее с друзьями, знакомился с политическими активистами. Его родители об этом не знают: «Идешь на митинг, тебе звонит мама, ты забегаешь в какой-нибудь переулок сказать ей, что гуляешь с другом, потом возвращаешься на Манежную площадь. Или тебя задерживают на марше Голунова, а у тебя на следующий день ЕГЭ по биологии, и ты сидишь и думаешь, что родители сейчас не в городе, и единственный, кто может тебя забрать, это твоя сестра. И не дай бог родители узнают, что тебя задержали. Думаю, был бы скандал».

«Сдам тебя в психушку или ФСБ»

Роман уехал в Аргентину в августе прошлого года. Его отец, узнав о планах сына, заявил, что либо сдаст его в психушку, либо определит в ФСБ. Ситуация осложнилась еще и тем, что в день отлета жена Романа, с которой они были вместе пятнадцать лет, сообщила, что она и двое их детей никуда не летят.

После одного из разговоров Роман заблокировал отца — тогда Роман отправил ему видео разбомбленного Мариуполя и спросил, правда ли отец считает, что нужно было стереть с лица земли целый город. На что отец ответил, что это «фейк»:

«Это слово точно не из его лексикона. Но теперь это его реакция на любые аргументы. Он не готов принять, что это правда, а все, что он не принимает, он отвергает. У него нет аргументов, кроме того, что это „фейк”».

Молодой человек подчеркивает, что до сих пор очень уважает отца, несмотря на его нынешнюю позицию:

«У меня просто в голове не укладывается, в какой момент он превратился в этого человека. Куда делся тот человек, который в 2008 году, когда я закончил универ, говорил: „Здесь ничего хорошего не будет, тебе нужно куда-то поступить, а я тебе все это оплачу”».

Он не верит, что его отец был готов реализовать свои угрозы в его адрес. По словам Романа, тот всегда был оппозиционно настроенным — никогда не признавал Путина, всю жизнь голосовал за КПРФ, даже не сдавал свой партбилет:

«Что произошло? Он включил телек в 2014 году. Они его просто завербовали. Видимо, в силу возраста у него есть некоторое воздыхание по „совку”. Хотя он его толком и не видел, потому что прожил кучу лет за границей. Но тем не менее, когда в мои школьные годы мы с ним ездили в Крым, он каждый раз вздыхал, что мы такую страну просрали. И вот в 2014 году случился „крымнаш”, и, мне кажется, он просто лег на благодатную почву этого воздыхания по утерянному „совку”, дал всходы».

В 2014 году «Крымнаш» просто лег на благодатную почву этого воздыхания по утерянному «совку», дал всходы

После начала войны у Романа случился разлад не только с отцом, но и с женой. Он вспоминает, что впервые начал обсуждать с ней планы эмигрировать еще в 2011 году, но в итоге побоялся уезжать. Они вернулись к этой теме в 2014 году после аннексии Крыма, но отъезд из России не состоялся и тогда:

«У меня была очень сытая жизнь, высокооплачиваемая работа, я просто как сыр в масле плавал — от такой жизни не бегут. Но я был настолько морально измотан и не согласен с тем, что творилось, что стал всякими видео с YouTube наших эмигрантов доводить себя и задалбывать жену. Все эти восемь лет я капал ей на мозги, что мы должны валить, и она, наверное, уже привыкла, что я все время говорю, но ничего не делаю».

В 2022 году был пройден Рубикон, говорит Роман. Он решил уехать в Аргентину, но жена отказалась с ним ехать:

«За пятнадцать лет совместной жизни я очень напортачил. Я был абьюзером и, наверно, сделал все, чтобы она не чувствовала себя уверенной со мной. Было такое, что я выгонял ее в четыре утра из дома. И одно дело, когда это происходило в Москве и ей было куда пойти из-за того, что у нее муж тиран и деспот, а случись такое в Аргентине, она бы не знала, куда ей податься».

После переезда Роман уговаривал жену передумать, но в ноябре они решили расстаться. Позже он попробовал пойти на контакт с отцом:

«Я его разблокировал, написал ему большое сообщение, которое состояло из двух частей. Первая часть — о том, что есть пункты, по которым я кардинально его не поддерживаю и считаю, что он просто не имеет права так себя вести. А вторая часть сообщения была про то, что я ему очень благодарен за все, что он мне дал. А я своему папе очень много за что благодарен. „Ненормально, что мы с тобой не общаемся, поэтому давай просто поддерживать связь”, — написал я».

Отец удивился сообщению сына, но был очень тронут: «Это был ответ отца. Это не был ответ зомбированного ящиком чувака». Роман предложил отцу больше никогда не разговаривать на тему войны, но того общения, которое у них было раньше, теперь нет, и Роман не уверен, что они смогут вернуться к такому формату: «Я не горю желанием, потому что это требует определенных сил. Мне нужно отдавать много энергии, чтобы держать себя в узде. Он все равно нет-нет да и сходит на эти темы, а мне сложно не скатываться в полемику. Так что теперь мы общаемся, но скорее по делу. Например, я ему как-то звонил, потому что дети не отвечали на звонки, а я знал, что он с ними». В Аргентине Роман завел Telegram-канал, где описывает свою историю.

Украинцы вдруг стали «хохлами»

Ольга — политтехнолог, и из-за войны у нее произошел конфликт с родителями. Она несколько недель пыталась им объяснить, что такое пропаганда и как она работает, но это не помогало:

«С началом войны у меня появилось ощущение, что у родителей в голове переключился какой-то тумблер. Когда русские бомбили Харьков, я звонила маме, говорила: „Ты видишь, что они делают?” Она отвечала, что это украинцы бомбят Харьков. И она верила телевизору, а не мне. У меня просто опускались руки».

Я звонила маме, говорила: «Ты видишь, что они делают?» Она отвечала, что это украинцы бомбят Харьков

Некоторое время она не разговаривала с родителями, потому что не выдерживала этого общения, хотя раньше они общались каждый день.

Родители Ольги, отмечает она, всегда были адекватными, нормальными людьми: папа — академик, мама — человек с высшим образованием, «очень умные, добрые, понимающие». «И вдруг в них включилась какая-то звериная ненависть. Украинцы, которые всю жизнь были украинцами, вдруг стали „хохлами”, родители искренне, на сто процентов уверены, что в Украине нацисты. Они пенсионеры, сидят и целыми днями смотрят телевизор, где им все это рассказывают».

Аннексию Крыма родители Ольги «горячо поддержали, восприняли как справедливость»:

«Папа до сих пор празднует 18 марта как дату вхождения Крыма в состав России. Родители, мне кажется, всегда хотели вернуть Советский Союз. Для них, так же как и для Путина, развал Советского Союза был величайшей геополитической катастрофой».

При этом в целом отец Ольги не поддерживает Путина, так как считает, что Путин — ставленник Запада. Зато ему нравятся Стрелков и Пригожин, говорит Ольга:

«Пригожин стал ему симпатичен с началом войны. До войны его по телевизору не показывали, а сейчас папа открыл для себя YouTube, бесконечно смотрит все ролики про Пригожина и уважает его „как мужика”».

Ольга уехала год назад и не говорила родителям, что уезжает надолго, объясняя поездку в Турцию тем, что нужно открыть счета, чтобы вывести деньги из России. 21 сентября, когда объявили мобилизацию, мама Ольги сказала ей, что, возможно, ее семье пока не нужно возвращаться в Россию. Так же высказался и ее отец. Ольга не стала спорить и рассказала, что они уже сняли квартиру на год.

Старший брат называет Ольгу предателем родины из-за того, что она уехала. По его словам, военные в Украине «бьют хохлов, Россию защищают»: «Он мне постоянно пишет какие-то ужасные сообщения, я бы его заблокировала, но все-таки брат родной. Он очень хотел пойти добровольцем, но его не пропустила медкомиссия: ему уже за 50. У него есть сын, и он теперь заставляет его идти на войну. Племянник, слава богу, все понимает и никуда не идет». Общение Ольги с братом ограничивается перепиской в WhatsApp: по вечерам он выпивает, предполагает Ольга, и начинает присылать ей видео, на которых убивают украинцев, «просто издевается», говорит она. Ольга старается не отвечать брату и не поддерживать эти беседы:

«Иногда мне хочется ему высказать все, что я думаю, в том числе о количестве серого вещества у него в голове. Я стараюсь держаться, потому что знаю, что он пожалуется маме. Брат — совсем необразованный, он даже у себя в голове переписал историю нашего деда и заявил, что тот во время Великой Отечественной „бил хохлов”».

Сейчас Ольга продолжает общаться с родителями, но очень редко затрагивает тему войны: «Я стараюсь обходить эту тему, потому что понимаю, что переубедить не получится, а ругаться я не хочу. Но мне кажется, что они начинают понимать, что что-то пошло не так. Мама, например, мне недавно сказала, что мы, похоже, проигрываем».

Родители должны понять, что происходит на самом деле, уверена Ольга:

«Мне страшно, что они могут умереть, не узнав правды. Мне очень хочется, чтобы, когда пропаганда выключится… как немцы приходили в себя после 1945-го, когда их водили на экскурсии в концлагеря… Я хочу, чтобы мои родители тоже это осознали. Я представляю, как им будет больно, как им будет плохо, но я хочу, чтобы они узнали правду. Я не хочу, чтобы мои родители до конца своей жизни жили с зашоренными глазами. Я не знаю, что с этим делать, но, возможно, когда режим сменится и выключится Соловьев, что-нибудь начнет меняться. Пока я не вижу никаких способов донести до них правду».

«Все умрут, а мы попадем в рай»

Николай после начала войны не разговаривал с отцом год, тот раньше работал «в структурах, на государство», а сейчас уже несколько лет на пенсии. По словам Николая, его отец всегда довольно спокойно относился к политике и идеологии, не испытывал ностальгии по Советскому Союзу: «Он был обычным человеком — ездил по Америке и Европе, прекрасно относился к этому всему, никаких проблем не было. До 2014 года. После Крыма у него очень изменилась парадигма в голове. Он начал часто говорить про политику с точки зрения патриотизма — что есть российское государство, а в Европе все плохие, американцы — наши враги. Когда мы встречались, он со злостью начинал мне все это доказывать».

Николаю это не нравилось, но он молчал и не спорил с отцом. Как и раньше, когда они говорили на другие темы. Близко они с отцом никогда не общались, но всегда поддерживали друг друга, вспоминает Николай. Раз или два в месяц он обязательно приезжал к отцу, и в целом «все было неплохо».

Николай вспоминает, что отец мог его «повоспитывать», но никогда не называл «врагом народа». Сразу после аннексии Крыма Николай нашел работу в Европе и уехал. С тех пор он не живет в России. Отец был категорически против. Он так и не принял это решение и все время пытался уговорить сына вернуться назад. «Где-то за полгода до начала СВО я ужинал с отцом в Петербурге, и мы очень сильно поругались. Он начал говорить про Европу и США, у него вообще была такая идея, что надо начать войну, а то мы тут просто сидим и защищаемся. Я ему говорю: „Ну ты понимаешь, что это будет конец света?” На что он ответил: „Ну и хорошо. Все умрут, а мы попадем в рай”».

Отец Николая часто смотрит Первый канал и говорит заученными фразами, отмечает он. Когда началась война, Николай был в России, но быстро уехал, так как было непонятно, чего ждать, — может, границы закроются, может, введут военное положение или начнется призыв. Тогда он сообщил о своем отъезде отцу, и тот отреагировал спокойно. Позже Николай предложил отцу взять билеты и лететь к нему, чтобы переждать происходящее за границей.

В тот момент они очень сильно поругались:

«Он говорил, что в России все хорошо, а вот у меня в Европе все будет плохо. Ну и слово за слово мы закусились, он обвинил меня в том, что я ему предлагаю предать родину. Он и до этого пытался навесить на меня ярлык, дескать, я — враг России, враг родины. Я в такие моменты всегда старался соблюдать нейтралитет, а он рассказывал мне, насколько я неправ. И тут он мне тоже сказал, что я не русский, якшаюсь с фашистами, что предложение предать родину — это не помощь. После этого я сказал, что я не хочу продолжать общение, и положил трубку».

Он пытался навесить на меня ярлык, что я — враг России, враг родины

Николай сомневается, правильно ли тогда поступил: для него было тяжело не общаться с отцом так долго, его это очень тяготило.

Других знакомых, которые настолько жестко повторяли бы линию пропаганды, у Николая нет:

«Американцы у отца сплошные дураки, в Европе геи и деградация, разложение культуры, а Россия должна сплотиться, чтобы противостоять всему этому. Иногда его взгляды напоминали мне национализм — русские самые лучшие, а остальные очень неправы».

При этом Николай говорит, что его отец — очень умный человек, и отмечает, что всегда надеялся, что глубоко внутри отец все понимает, но не может по-другому, «потому что работал на государство, и теперь капитально завязан и, если будет по-другому говорить, то для него это очень большой риск»:

«Если он изменит свою точку зрения, для него это, конечно, будет очень тяжело, но я считаю, что это того стоит. Потому что, если не переубеждать людей, то все будут спокойно жить в своем придуманном мире, и вещи, которые сегодня происходят, так и будут происходить. Это же все основано на мнении таких людей, как мой отец в том числе. Людей, которые считают, что все нормально».

Николай и его отец не разговаривали год, но недавно восстановили отношения: Николай уволился с работы, а отец узнал об этом через общих знакомых и написал ему сообщение, в котором предлагал вернуться в Россию. «В этот момент я почувствовал, что могу поговорить с ним. До этого мне было тяжело, а сейчас как-то попроще. Я позвонил ему и сказал, что никаких серьезных проблем у меня нет, все хорошо. Мы начали общаться. Для меня это очень важно».

После этого Николай встретился с отцом в России и говорит, что отец «подуспокоился», хотя и пытался говорить про политику, «украинских фашистов» и «коллективный Запад, который хочет разрушить Россию». Отец Николая по-прежнему хочет, чтобы сын вернулся. В последнее время они чаще всего общаются по телефону на общие темы, о войне не говорят — этот вопрос поднимается только при личных встречах:

«Он пытается мне начать говорить что-то про пятую колонну, предателей. Еще у него была фраза, что все люди, которые высказываются против СВО и уехали из страны, — артисты, певцы — что они не любят Россию. Когда речь про другие страны (европейские или, например, латиноамериканские), оппозиция для него — нормальное явление, потому что борется с властью. Но сегодняшняя российская оппозиция, на его взгляд, ненавидит именно Россию и хочет ее разрушить».