Храм, где венчался Пушкин, дом, вдохновивший Булгакова и нос на удачу — незнакомая Москва - «Новости России»

— Образ города, складывающийся в нашем сознании, зависит не только от объективных физических параметров пространства, но и от степени нашей осведомленности о нем и от всей картины мира. Меняемся мы, меняются наши представления о мире и образ города. Следуя известной поговорке, мы никогда не приедем в один и тот же город дважды. Так произошло в моих отношениях с Москвой. Я открывала ее несколько раз. Сначала в детстве и отрочестве, потом в юности. И каждый раз Москва была немного разной.

Встрече с Москвой в юности сопутствовали обстоятельства учебы в аспирантуре УралГАХА. Время учебы шло, а кандидатская диссертация не складывалась. Каждый раз в день стипендии я стыдливо пряталась в институтском коридоре от научного руководителя. Бесконечно так продолжаться не могло, в конце концов возникла идея поездки в Москву для ознакомления с диссертациями на близкую тему в «Ленинке» (библиотеке им. Ленина, ныне Российской государственной библиотеке).

Естественно, встал вопрос о месте проживания в столице. Подключилась семья: мы вспомнили, что в Москве живет двоюродная сестра мамы, а значит моя двоюродная тетя. Особо тесных отношений с ней не поддерживалось, я знала только, что все родные называют ее Леночка, что по профессии она врач-терапевт, и что живет она одна с престарелым папой.

Леночка без особых уговоров попросила заранее уведомить ее о времени моего приезда и просто сказала, что будет меня ждать. Не без некоторого трепета отправлялась я к этой совершенно неведомой родственнице. Я понимала, что, появление гостей из провинции — вечное испытание для москвичей, и что я точно буду стеснять хозяйку. Но мои опасения оказались напрасными.

С остроумной, необычайно спокойной и доброжелательной Леночкой, голубоглазой феей с красивыми пепельно-седыми волосами, мы довольно быстро нашли общий язык, она стала для меня старшим другом и символом моей Москвы. Москвы, которая всегда радовала и давала новые силы и идеи. Скромная, но очень уютная квартира Леночки стала для меня «воротами Москвы».

Потекли дни моей зимней московской стажировки. Днем я грызла гранит науки в прославленных московских учреждениях, Леночка уходила на службу бороться за ускользающие здоровье и сознание своих пожилых пациентов. Вечером мы делились впечатлениями, обсуждали «дела давно минувших дней» (нашу общую семейную историю). Помимо прочего, Леночка транслировала мне женские житейские мудрости, доставшиеся ей от мамы, актрисы довоенной ленинградской Музкомедии.

Однажды среди читателей «Ленинки» я с удивлением заметила институтского преподавателя с младших курсов. Оказалось, он тоже приехал по поводу своей научной работы. Евгений Константинович рассказал, что когда-то учился в аспирантуре МАрхИ (Московский архитектурный институт), неплохо знает город, и предложил прогуляться после библиотеки по Москве, чтобы проведать кое-какие любимые места. Я была рада такой возможности, и в назначенный час мы встретились в условленном месте в центре.

Наша импровизированная экскурсия началась с Храма Большого Вознесения на Большой Никитской улице. Церковь, созданная зодчими И. Е. Старовым и В. И. Баженовым, примечательна тем, что здесь в 1831 г. венчался Александр Сергеевич Пушкин с Натальей Николаевной.

Упоминание о Пушкине всегда настраивает на какой-то добрый лирический лад. Даже в одном этом имени есть что-то трогательно родное. В этом пушкинском очаровании я рассматривала собор. Из темных глубин февральского неба в свете фонарей спускались на землю снежинки и исчезали в сырости московских тротуаров.  

Архитектура церкви, где венчался Александр Сергеевич, соответствует пушкинскому духу. Это легкий классицизм с изящными соотношениями частей. Простота сочетается с изысканностью. 

После встречи с Пушкиным февральская Москва перестала быть чужой и промозглой. Через какое-то время малознакомыми мне улицами мы вышли на Старый Арбат.

Спокойно прогуливаясь по его тротуару, мы увидели дом Хитрово, где в 1831 г. после женитьбы жил Пушкин, а также «Дом с рыцарями» (доходный дом 1914 г. постройки), вдохновлявший Михаила Булгакова. Сейчас здесь располагается Центральный дом актера. 

На противоположной стороне улицы от дома актера находится знаменитый Театр им. Евгения Вахтангова, приметный скульптурой-фонтаном «Принцесса Турандот» на входе.

В тот зимний вечер свет прожекторов выхватывал золотистую фигуру надменной красавицы из темноты. Запомнился какой-то сказочный эффект от освещенной позолоты памятника с пролетающим на его фоне снежком.

Дальше меня ждало настоящее архитектурное открытие. Евгений Константинович показал здание, знакомое каждому архитектору — личный дом архитектора Константина Мельникова в Кривоарбатском переулке.

Мельников — представитель конструктивизма, авангардного течения архитектуры 1920–1930-х гг., провозглашавшей революционный лозунг: «Дом — машина для жилья». На фоне такой радикальности в теории отдельные постройки конструктивистов поэтичны и многозначны. Именно таков дом Мельникова. Конструктивисты любили экспериментировать с формой.

Жилой дом неожиданно представляет собой два пересекающихся цилиндра. Казалось бы, жить в круглом доме немыслимо, но архитектору удалось создать функциональное и красивое внутреннее пространство.

Самой характерной деталью дома являются шестигранные окна, прорезанные в округлой стене. Они наполняют светом помещения просторной спальной и мастерской.

Мы смотрели на дом издалека. Со своими светящимися окнами он походил на легкий новогодний бумажный фонарик, приземлившийся на снег московского двора. Цилиндрические объемы дома и шестиугольные окна, прорезанные в белой изогнутой стене, наводят на ассоциации с архитектурой Востока. А еще эти окна ласково навевают воспоминания детства о желанных шоколадных конфетах в твердых бумажных фантиках.  

Архитектор Константин Мельников жил в этом доме до 1974 г. В момент описываемых событий дом принадлежал его сыну, художнику Виктору Мельникову, а с 2014 г. здесь размещается музей семьи Мельниковых.

На этом наша познавательная прогулка по вечерней Москве закончилась. Следующий день был выходным в библиотеках, и мы условились продолжить экскурсию.

Мы встретились на станции метро Площадь Революции. Здесь Евгений Константинович обратил мое внимание на забавную деталь: среди украшающих станцию скульптур, олицетворяющих различные сферы деятельности советского человека, есть композиция «Пограничник с собакой».

Московские студенты верят, что для успешной сдачи экзаменов нужно потереть нос и лапу собаки. О популярности этого «верования» говорил яркий латунный блеск носа и лапки, выделяющихся на фоне остальной темной скульптуры.

Целью прогулки была знакомая мне лишь по названию улица Шаболовка. Оказалось, что поблизости от нее находится Донской монастырь, где я была в подростковом возрасте. Тогда в монастыре размещался филиал Музея архитектуры. На его стенах можно было увидеть мраморные горельефы, снятые с разрушенного храма Христа Спасителя, и детали других достопримечательностей, не переживших двадцатый век. На территории монастыря сохранился старинный некрополь, где покоятся многие литераторы XIX в.  

Первое посещение Донского монастыря оставило какое-то гнетущее впечатление. В этот раз все было по-другому. В 1991 г. монастырь был возвращен церкви, в соборах возобновились службы, возродилась монашеская жизнь. Уже с совсем другим настроением хотелось всматриваться в соборы и башни комплекса, заложенного в 1591 г. как духовный центр и укрепление границ Москвы.

Дальше меня ждал сюрприз — Шуховская телебашня, у подножья которой находится телецентр. Сразу вспомнились концовки любимых в детстве телепередач, когда предлагалось отправлять письма и рисунки по адресу: «Москва, Шаболовка, 37».

Сложно поверить, что элегантная авангардная башня строилась в 1919–1922 гг., когда в стране шла гражданская война, был дефицит металла и техники. Ее высота должна была составить 350 м (на 15 м выше Эйфелевой). Башню-радиовышку хотели сделать символом достижений первой страны победившего социализма. Но жизнь внесла свои коррективы — и она оказалась на 200 м ниже (148,5 м). Строительство без применения лесов и кранов было крайне непростым.

Архитектор Владимир Шухов предложил простой и доступный вариант: на земле был собран первый ярус конической конструкции, последующие ярусы также собирались на земле внутри первого и потом поднимались вверх при помощи обычных лебедок. Так строящаяся башня сама себе служила подъемным краном.

Со временем башня стала транслировать не только радио-, но и телепередачи. По соседству с ней во второй половине 1920-х был построен жилой квартал в стиле конструктивизма — первый в стране дом-коммуна. В духе революционных идей переустройства общества общественная жизнь должна быть важнее частной. В домах были предусмотрены пространства для коллективных собраний и занятий спортом, в квартирах отсутствовали кухни (подразумевалось, что их заменят общественные столовые). В застройку квартала были включены детские сады и школы.

Вся жизнь обитателя дома- коммуны с детства должна была происходить в тесном контакте с направляющим и воспитывающим  коллективом.

Интересна композиция квартала: расположение некоторых корпусов не подчинено направлению близлежащих улиц. Зигзаги жилых домов намеренно развернуты под углом к улице. Поэтому, входя в пространство двора, человек попадает в динамичную супрематическую композицию, наподобие тех, что создавали художники-экспериментаторы послереволюционных годов.

С позиций сегодняшнего дня содержательную часть построек конструктивизма можно считать утратившей актуальность, но и сейчас конструктивистам нельзя отказать в образности форм и интересных способах интерпретации пространства. Конструктивизм — архитектурная юность, сочетающая в себе неизбежный для этого периода максимализм с романтизмом и лиричностью.

Мое пребывание в Москве подошло к концу. На обратном пути, устроившись на нижней полке в купе поезда «Урал», я записывала наконец-то сложившийся в голове план будущей работы.

После этой «большой стажировки» я не раз приезжала к Леночке в Москву на более короткие периоды. Это были как поездки «по делу», так и «разгонять тоску». Каждый раз я старалась открыть для себя что-то новое в дорогой столице. Сложился и обязательный список мест для посещения. Время от времени я должна проведывать «Третьяковку» (ГТГ). Практически все картины из ее собрания знакомы с детства, но оказалось, что каждый раз мое особое внимание притягивали разные работы из числа хорошо знакомых.

Были посещения, когда я полностью сосредотачивалась на зале древнерусских икон, был момент открытия художника Василия Верещагина.

Рассказывая о моем очередном новом видении «Третьяковки» мудрой Леночке, я слышала от нее: «Это ты обращаешь внимание на то, что сейчас важно твоей душе». Пожалуй, именно так это и было.

Другое обязательное место для посещения — ГМИИ (Музей изобразительных искусств имени Пушкина). Обязательно надо проведать любимых импрессионистов, поприветствовать фламандских художников и взглянуть на чудные творения древних египтян.

Несколько раз мне удавалось попадать на интересные выставки. Так, нежданно-негаданно я застала выставку, посвященную Коко Шанель, а в другой раз попала на выставку скульптур звезды итальянского кинематографа Джины Лоллобриджиды. Ее работы, большей частью выполненные в бронзе, были выставлены на открытом воздухе среди колонн классического портика здания, обращенного в парк. В этот момент ГМИИ походил на уголок Италии в центре Москвы.

В каждый приезд я испытываю неизменный восторг при посещении московского метро. Можно бесконечно вглядываться в декор станций метрополитена, ведь в его создании принимали участие архитекторы и художники, мастера своего дела и профессионалы высочайшей пробы. Алексей Щусев, архитектор нарядной станции Комсомольская (кольцевая) — выпускник Петербургской Академии Художеств, равно преуспевший как в изобразительном искусстве, так и в архитектуре.

Панно этой станции выполнены по эскизам монументалиста Павла Корина, имевшего за спиной школу палехских мастеров-иконописцев и дореволюционный опыт росписи соборов.

Радостные мозаики станции Маяковская разрабатывал знаменитый советский художник Александр Дейнека. Бесконечно можно вглядываться в керамические панно Комсомольской (радиальной) Евгения Лансере, академика Императорской Академии Художеств, лидера художественного течения «Мир искусства».

Каждая станция достойна отдельного рассказа. В целом же московское метро — настоящий подземный музей, по которому можно изучать историю и культуру относительно недавнего прошлого нашей страны.

Несмотря на большую любовь к московскому метро, я все же стараюсь по мере возможности перемещаться по центру пешком. Так, я поставила себе цель пройти все бульварное кольцо и в каждый приезд старалась исследовать какой-нибудь его отрезок. Чистопрудный, Сретенский, Гоголевский бульвары и их окрестности радовали меня как в летнее, так и в зимнее время.

Такие, на первый взгляд бесцельные, прогулки по Москве всегда приносили чудесные открытия. Однажды, исследуя улицу Большая Ордынка, я неожиданно для себя заметила в глубине квартала храм, который показался совсем не московским. Он больше напоминал образцы псковской архитектуры. Я решила подойти к нему поближе и обнаружила, что он является частью комплекса. Так я оказалась на территории Марфо-Мариинской обители.  

Собор и его окружение выглядели настолько «древнерусскими», что я решила, что его создателем должен быть художник-сказочник Виктор Васнецов. Я даже не представляла, насколько ошибалась: автор Марфо-Мариинской обители и автор мавзолея Ленина — одно и то же лицо, архитектор Алексей Щусев.

Обитель была построена в 1909 г. по заказу великой княгини Елизаветы Федоровны. Ее имя печальным образом связано с Уралом, где в 1918 г. ее жизнь трагически оборвалась. Мученическую смерть княгиня приняла в Алапаевске. В1992 г. она была канонизирована русской православной церковью.

Не только кончина, но и вся жизнь Елизаветы Федоровны — духовный подвиг. Урожденная принцесса Гессен-Дармштадтская, выйдя замуж за брата Николая II, великого князя Сергея Александровича, Елизавета Федоровна с воодушевлением приняла православие. После убийства супруга в 1905 г. революционером-террористом Елизавета Федоровна полностью отказалась от светской жизни и посвятила себя делу благотворительности. Марфо-Мариинская обитель создавалась на средства, вырученные ею от продажи фамильных драгоценностей.

В Покровском соборе обители Щусев тонко и изобретательно воплотил свои знания русской исторической архитектуры. Интересно, что виды собора, предлагаемые архитектором на согласование, были нарисованы от руки. Архитектор хотел сохранить в соборе рукотворный дух псковских и новгородских построек с их чуть неправильной геометрией. При строительстве эта мягкость и текучесть форм была реализована благодаря соединению кирпича с бетоном, позволяющим создавать скульптурные очертания.

Фантастические по красоте росписи собора выполнены художником Михаилом Нестеровым. Библейские сюжеты художник поместил в пейзажи со среднерусскими березками и осинками. 

Современники, восхищаясь постройкой, назвали открытое Щусевым направление неорусским стилем. После Марфо-Мариинской обители архитектор создал проект православного собора Николая Чудотворца и странноприимного дома в итальянском Бари, он же автор собора Сергия Радонежского на Куликовом поле. А главное детище его жизни — Казанский вокзал — заслуживает значительно более внимательного знакомства, чем беглый взгляд при выходе из прибывшего поезда.

Знакомство с одним интересным местом Москвы может повлечь за собой череду дальнейших открытий. В столицу нужно ехать, чтобы открывать ее вновь и вновь, читать и пересказывать каменную книгу под названием «Москва». 

Ранее в проекте: 

> «Не любите Москву? Так вы ее просто совсем не знаете!»

> Широта крымская, долгота колымская. Зачем ехать во Владивосток