Дмитрий Хворостовский: сибирский баритон с серебряными волосами и серебряным голосом, покорявший сердца везде, где только пел - «Иностранная пресса»

Редакция | The Times

"Пришел, спел, победил" - вспоминает The Times свой заголовок от декабря 1989 года в некрологе певцу Дмитрию Хворостовскому. Тогда этот победитель конкурса "Певец мира" дал первый концерт в Уигмор-Холл в Лондоне. "Его продвижению способствовали красивая внешность и glasnost. Этот человек с мощным сибирским голосом - одновременно сияющим и темным - с легкостью ввел аудиторию в состояние, близкое к истерическому восторгу: у него была безупречная техника пения, идеально-плавное легато, поразительная власть над своим дыханием, безукоризненные жесты - и проницательный маркетинг", - говорится в статье.

"Хворостовский, которого почти все звали "Димой", вскоре стал гвоздем программы в великих оперных театрах всего мира, не в последнюю очередь - в Королевском оперном театре в Лондоне и в Метрополитен-опера в Нью-Йорке, где за каждое появление за сцене ему платили пятизначные суммы. Его концерты, проходившие с аншлагом, вскоре были перенесены из уютного Уигмор-Холла в более просторный Барбикан, где он в 2008 году дал потрясающий концерт вместе с пианистом Евгением Кисиным", - пишет издание.

"У себя на родине Хворостовский сделался национальным героем: сообщалось, что поклонники с восторженными криками выстраивались вдоль улиц, а 80 тыс. человек теснились в театре под открытым небом, чтобы взглянуть на него хоть мельком. В перерывах между выступлениями в западных оперных театрах он целенаправленно пропагандировал музыку в некоторых из самых отдаленных российских городов, пел на площадках "с такими плохими роялями, что их едва удавалось перетащить на сцену", как рассказывал он сам. В Японии и Корее его концерты рекламировались в журналах для подростков - неслыханный ход для классической музыки", - сообщает издание.

По мнению автора, коронной ролью Хворостовского был Евгений Онегин, а красота и харизматичность способствовали успеху в операх Верди.

Газета замечает: "На взгляд некоторых из его критиков, Хворостовский с его серебряными локонами, пронзительным взглядом и ранимым видом - не более чем оперная звезда для олигархов, человек-загадка со связями в недрах политического средоточия Москвы, улика российского вмешательства в дела оперного театра, которое имело место задолго до того, как эта страна начала влиять на выборы. Он пел дуэтом с Рене Флеминг на Красной площади, выступал перед 6 тыс. зрителей в Кремле, а на свое 50-летие получил поздравительную телеграмму от президента Путина".

"В повседневной жизни Хворостовский был человеком, у которого душа нараспашку. "Я человек очень скромный и тихий, но иногда безумствую, иду на дикий риск и хочу вызывать сильные эмоции", - говорил он в интервью The Times в 1992 году, имея в виду не только свою деятельность на сцене. Такие герои, как Фигаро, Дон Жуан и Евгений Онегин, были для него больше, чем ролями - они олицетворяли определенный образ жизни. Он мог проявлять заносчивость и был легковозбудимым: пил слишком много виски (но не водки, уверял он), курил слишком много "Марлборо лайтс", в Венеции была драка с румынским продюсером, которая закончилась переломом носа. Случались споры с режиссерами, в том числе в 1992-м в парижском "Шатле" - такой яростный, что Хворостовского вновь пригласили в этот театр лишь спустя 12 лет", - пишет издание.

Подробно напомнив о его биографии и творческом пути, газета высказывает предположение, что одной из самых пронзительных работ Хворостовского стали "Песни и пляски смерти" Мусоргского, записанные в 2004 году. "Эта музыка по-настоящему пробирает тебя до костей, - сказал он в интервью The Times в 2005 году. - Наверное, один из самых трудных вокальных циклов, которые были когда-либо написаны. Не только музыка, но и сама тема".