«Путин указал исход американской тоске». Фантазии Дмитрия Киселева по поводу встречи в Женеве - «Антифейк»
Главной темой «Вестей недели» 20 июня предсказуемо стала встреча Джо Байдена и Владимира Путина в Женеве. Хотя единственным ее опубликованным итогом оказалось совместное заявление глав двух государств длиной в три абзаца, не содержащее никаких конкретных решений, лишь обещание запустить
Главной темой «Вестей недели» 20 июня предсказуемо стала встреча Джо Байдена и Владимира Путина в Женеве. Хотя единственным ее опубликованным итогом оказалось совместное заявление глав двух государств длиной в три абзаца, не содержащее никаких конкретных решений, лишь обещание запустить «комплексный диалог по стратегической стабильности», команда Дмитрия Киселева попыталась представить саммит как событие исторической важности.
Для начала Киселев обратил внимание на вежливую дипломатичную фразу Байдена о «двух великих державах» и интерпретировал ее так:
— США проделали большой путь в переоценке России: от «региональной державы» в 2014-м до «великой» в 2021-м. Немой свидетель этого диалога <до этого Киселев обратил внимание на находившийся в зале переговоров старинный глобус, на котором Россия была представлена в границах середины XIX века, с Польшей, Финляндией и Аляской. — The Insider мог бы напомнить Байдену, что были времена, когда весь мир ждал, пока русский царь удит рыбу.
На контекст, в котором прозвучали заявления о великой державе и о региональной, Киселев старательно не обращает внимания. В 2014 году во время саммита по ядерной безопасности в Гааге президент Барак Обама назвал Россию региональной державой, споря с республиканцем Миттом Ромни, утверждавшим, что она принципиальный геополитический соперник США. В ответ на эти слова Ромни Обама заметил, что агрессия России против Украины происходит от ее слабости, а не от силы, и что его гораздо больше беспокоит угроза теракта в Нью-Йорке с использованием ядерного оружия. Оценивая высказывание Байдена как свидетельство изменения отношения США к России, Киселев явно несколько преувеличивает.
Что же касается времен, когда «весь мир ждал, пока русский царь удит рыбу», они существовали разве что в воображении Киселева. Есть расхожая фраза, приписываемая Александру III: «Когда русский император удит рыбу, Европа может подождать». В «Книге воспоминаний» великого князя Александра Михайловича говорится, что так император ответил министру, просившему его немедленно принять иностранного посла. В воспоминаниях князя Александра Голицына контекст другой:
«Во время одной из своих любимых прогулок по финляндским шхерам, во время отдыха Императора Александра III, в Европе произошел конфликт на почве Алжеризаса, грозивший разразиться в размерах первой мировой войны, причем были серьезно затронуты интересы нашей новой союзницы — Франции. Министр Иностранных Дел счел своим долгом телеграфировать в Императорскую Квартиру о том, что Государю следовало бы прервать свой отдых и прибыть в Санкт-Петербург для принятия личного участия в переговорах, которые имели место по поводу разразившегося конфликта, грозившего перейти в вооруженное столкновение Европейских Держав. Когда Государю доложили содержание телеграммы, он, спокойно выслушав ее, велел ответить своему Министру буквально следующее: „Когда Русский Император удит рыбу, Европа может подождать”».
Культуролог Константин Душенко, исследователь русских крылатых фраз, считает обе версии недостоверными. О каком грозившем мировой войной конфликте пишет князь Голицын, понять вообще невозможно. «Алжеризас» (Душенко ставит после этого слова два вопросительных знака в скобках) — скорее всего, опечатка; речь может идти об испанском городе Альхесирасе, который тогда в России называли на французский манер — Альжезирас. Там проходила международная конференция, созванная для разрешения Танжерского кризиса, связанного с экспансией Германии в Марокко; можно считать, что эти события были одним из предвестников Первой мировой. Но произошло это в 1906 году, уже при императоре Николае II. По мнению Душенко, легенда о царе, удящем рыбу, восходит к фразе канцлера Александра Горчакова, однажды решившего не прерывать встречу со старообрядцами ради того, чтобы принять британского посла: «Когда я говорю с русским народом, посол Великобритании может подождать».
Затем Киселев переходит к содержанию лаконичной совместной декларации:
— Вот он — главный результат: Россия и США с осознанием равной ответственности заговорили на языке равных. Хотя и до саммита, и во время него словесной мишуры на Западе было много, опубликованное в итоге заявление ставит точки над i и дает старт конкретному процессу, цель которого — обуздание идущей гонки вооружений. И вот она, ключевая фраза в Совместном заявлении: «В ядерной войне не может быть победителей». Что-то не припомню, чтобы ее произносил хотя бы один американский президент в XXI веке. Клинтон — нет, Буш — нет, Обама тоже не произносил эту фразу: «В ядерной войне не может быть победителей». Трамп тоже этого не говорил. Не слышал я этого и от Байдена.
До среды уходящей недели Америка всему миру навязывала презумпцию собственного всемогущества и непобедимости. Разрабатывала концепцию первого обезоруживающего молниеносного удара. А оказывается, и Америка превратится в радиоактивный пепел в случае ядерной войны. Президент Байден сейчас признал это в письменном виде черным по белому: «В ядерной войне не может быть победителей». Да, это крупнейшая дипломатическая победа России.
Киселев любит угрожать Америке «радиоактивным пеплом», тут ничего нового. А известную с середины прошлого века фразу о том, что в ядерной войне не может быть победителей, американские президенты XXI века действительно не повторяли, но заявления о принципиальной недопустимости ядерной войны делали. Барак Обама даже выступал с инициативой полного всеобщего ядерного разоружения. В апреле 2009 года он заявил:
«Сегодня холодная война исчезла, но не исчезли тысячи единиц этого [ядерного] оружия. На странном повороте истории угроза глобальной ядерной войны снизилась, но риск ядерной атаки возрос. Все больше стран приобрели это оружие. Испытания продолжились. На черном рынке процветает торговля ядерными секретами и ядерными материалами. Технологии создания бомбы распространяются. Террористы полны решимости купить, создать или украсть ее. Наши усилия по сдерживанию этих опасностей сосредоточены на глобальном режиме нераспространения, но по мере того, как все больше людей и стран нарушают правила, мы можем достичь точки, когда центр не сможет удержаться.
Теперь поймите, это важно для людей во всем мире. Один взрыв ядерного оружия в одном городе, будь то Нью-Йорк или Москва, Исламабад или Мумбаи, Токио или Тель-Авив, Париж или Прага, может убить сотни тысяч людей. И независимо от того, где это произойдет, нет конца тому, какими могут быть последствия для нашей глобальной безопасности, нашего общества, нашей экономики, для нашего окончательного выживания.
Некоторые утверждают, что распространение этого оружия не может быть остановлено, что нам суждено жить в мире, где все больше наций и все больше людей обладают окончательными инструментами уничтожения. Такой фатализм — наш смертельный враг, ибо если мы считаем, что распространение ядерного оружия неизбежно, то в некотором роде мы признаем, что неизбежно и его применение».
Таким образом, в совместном заявлении нет ничего принципиально нового по сравнению с позицией Обамы, который к недопущению ядерного конфликта относился куда радикальнее.
Сдержанно похвалив Байдена за фразу о ядерной войне, Киселев тут же раскритиковал его за выступление на пресс-конференции:
— Вот разница в культуре на примере двух пресс-конференций — Путина и Байдена. Вот характерная модальность Байдена: «Я хотел, чтобы президент Путин понял»; «Я также сказал ему»; «Поэтому я сказал ему»; «Я сказал ему»; «Так что на саммите я указал ему»; «Я сказал президенту Путину», «Было важно провести личную встречу, чтобы не было ошибок и неверных представлений о том, что я хотел донести»; «Я сообщил ему о непоколебимой приверженности США»; «Я сделал то, для чего сюда приехал»; «Я напрямую донес до него»; «Я четко изложил приоритеты и ценности нашей страны, чтобы он услышал это непосредственно от меня». Сплошь — «Я ему сказал». Это что, культура демократии?
При чем тут культура демократии, Киселев не объяснил. Выступление Байдена на пресс-конференции было построено так: сначала он обрисовал позицию, с которой прибыл на саммит; отсюда все эти многочисленные «я сказал Путину». Затем президент США перешел к тому, какие вопросы они с Путиным обсудили и в чем согласились друг с другом.
Но Киселев изо всех сил пытается найти в словах Байдена признаки высокомерия и убежденности в особой избранности его страны:
— И чтобы как-то оценить произошедшее именно в традициях национальной культуры, которые столь разные у нас с Америкой. Американский индивидуализм в Женеве выпирал, как всегда. Равно как и американская исключительность, которую вновь провозгласил Байден: «Я сказал ему, что в отличие от других стран, в том числе России, мы уникальный продукт идеи. Вы слышали, что я говорил об этом и раньше, говорил неоднократно. Но я буду повторять это снова и снова. В чем состоит идея? Мы получаем свои права не от государства, мы обладаем ими от рождения. И точка».
То есть вы слышали? Только американцы и никто более на планете рождаются с правами. Все остальные рождаются без прав. И точка.
На самом деле Байден говорил вот о чем: в отличие от большинства других народов, американцы — сравнительно молодая нация, у которой нет традиций монархизма, абсолютизма, диктатуры. Американская политическая нация сформировалась во второй половине XVIII века в ходе войны колоний за независимость от Великобритании. И в основополагающем для американской государственности документе — Декларации независимости — сказано:
«Мы исходим из той самоочевидной истины, что все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью. Для обеспечения этих прав людьми учреждаются правительства, черпающие свои законные полномочия из согласия управляемых. В случае, если какая-либо форма правительства становится губительной для самих этих целей, народ имеет право изменить или упразднить ее и учредить новое правительство, основанное на таких принципах и формах организации власти, которые, как ему представляется, наилучшим образом обеспечат людям безопасность и счастье».
В России же традиции иные, до сих пор живы идущие от многовекового самодержавия представления о том, что власть сакральна, что государство выше граждан. Похоже, это и имел в виду Киселев, завершая свой комментарий так:,
— У Путина совсем другая культурная основа. Концентрированно ее сформулировал Достоевский. Федор Михайлович говорит о «европейских племенах», но это то, что сегодня и есть Запад с Америкой во главе.
«Наш удел и есть всемирность, и не мечом приобретенная, а силой братства и братского стремления нашего к воссоединению людей. Стать настоящим русским и будет именно значить: стремиться внести примирение в европейские противоречия уже окончательно, указать исход европейской тоске в своей русской душе, всечеловечной и воссоединяющей, вместить в нее с братскою любовию всех наших братьев, а в конце концов, может быть, и изречь окончательное слово великой, общей гармонии, братского окончательного согласия всех племен по Христову Евангельскому закону!» — писал Достоевский.
И с этих позиций вот чем на самом деле занимался Путин в Женеве. Он указал исход американской тоске в своей русской душе — всечеловечной и воссоединяющей. Америке, таким образом, было предложено вести себя в мире прилично — благородно и без высокомерия по отношению к остальному человечеству. И предложение было сделано мягко, но сильно. Одним словом, культурно.
Пожалуй, этот эффектный финал сам по себе способен развеять тоску, в том числе и у американцев. Особенно на фоне жестких предупреждений Байдена о «разрушительных» последствиях, угрожающих российским властям, если те продолжат нарушать права человека.