«Это шок — видеть, до какой степени у них промыты мозги» — исповедь секс-работниц, обслуживающих российских солдат - «Исповедь»

Никто не знает об эмоциональном состоянии и образе мысли воюющих в Украине российских солдат так много, как секс-работницы, от которых они не скрывают ничего. Женщины рассказали The Insider, как война изменила психику солдат, почему рынок секс-услуг переживает кризис, а спрос на доминатрикс, наоборот, вырос.

Read in English

• Секс-работница Д.: «Жалуются, что на фронте ад, но все равно возвращаются туда»

• Секс-работница К.: «Они идут на войну с промытыми мозгами, как в ИГИЛ»

• Доминатрикс Ю.: «Моя работа — это принять травму»

Секс-работница Д.: «Жалуются, что на фронте ад, но все равно возвращаются туда»

С начала войны никто не понимал, как это отразится на секс-работе. До объявления мобилизации всё было нормально, а после — начался отток мужчин за границу. Именно платежеспособных, которые являются активными покупателями секс-услуг. И второй отток — это мобилизованные, которых там сотни тысяч. Они уехали, и мы потеряли своих клиентов и свой доход.

Это привело к большим рискам для секс-работниц, например, они берут таких клиентов, которых раньше не брали. Раньше не все работали с иммигрантами из Средней Азии, а сейчас работают, потому что других клиентов нет. У иммигрантов не так много денег, и из-за этого многие девушки вынуждены понижать плату и повышать поток. Иногда берут пьяных, в состоянии наркотического опьянения, раньше таким клиентам отказывали, а теперь вынуждены брать. Нет мужчин — нет работы, а нет работы — нет денег. А мужчин нет из-за войны.

Сообщество секс-работниц очень разное и отношение к тому, что происходит, тоже разное. Есть те, кто категорически против войны и хотят победы Украины, другие — на стороне России. А есть такие, кому всё равно, и для них главное — работа, они даже используют войну для маркетинга. Например, говорят, что предоставляют скидки участникам военных действий, такие объявления я встречала в Москве и Санкт-Петербурге. Я видела, что в салонах предлагают формат услуги — прийти и наказать плохих украинцев, то есть «поимей украинку». Мужчины сами стали просить скидку на сайтах знакомств или звонят по рекламе: «Я воевал, я родину защищал, и ты мне должна либо бесплатно дать, либо меньше денег взять».

Клиенты сами теперь скидку просят: «Я воевал и родину защищал, ты должна с меня меньше денег взять»

В Новосибирске есть одна секс-работница, Анжела, которая работает на трассе. Она выбрала точками своей работы мобилизационные пункты и военкоматы. Там много мужчин, они хотят снять стресс, выходят из военкомата, видят Анжелу с машиной и идут к ней снимать стресс. Это такая достопримечательность. Для нее война — это способ найти место скопления клиентов. В одном из пабликов я прочитала, что на одном из снарядов, предназначенных для Украины, было написано: «За Анжелу».

Некоторые сутенеры перевели свои бордели ближе к местам, где проходят подготовку мобилизованные. Мужчины там одни, без жен, у них достаточно денег, потому что им там должны платить. Так что среди сутенеров даже случаются драки. Индивидуалкам там невозможно устроиться, а борделям — да. Разумеется, это всё делается с разрешения местных полицейских, потому что без них такие вопросы не решаются.

Еще одно последствие войны, помимо потери клиентов, — это опасение за личную безопасность, необходимость работать с опасными клиентами. Те клиенты, кто воевал и вернулся, — все ведут себя по-разному. Если человек в мирное время был адекватным, то он в принципе остается адекватным, а если был агрессивным идиотом, то сейчас еще хуже. В Санкт-Петербурге был случай, когда пришло целое подразделение из семи-восьми человек, они были в отпуске и устроили шум, у одного была граната, и он угрожал всех взорвать. Потом выяснилось, что граната не настоящая, но девушки-то этого не знали. Таких дураков и в мирное время хватает, но сейчас страшно, потому что оружия много.

Дураков и в мирное время хватает, но сейчас страшно, потому что оружия много

Девушки иногда рассказывают, что приходят клиенты, которые говорят, что они воевали и что нужно идти обратно, но они не хотят, потому что там кошмар и ад, но другого выхода они для себя не видят. Такие ведут себя адекватно.

Также русские военные заказывают виртуальные услуги и самоудовлетворяются в окопах, блиндажах и укрытиях, прямо на фронте. Очень многие секс-работницы оказывают и реальные услуги, и виртуальные. Ценник обычно намного ниже: от 500 рублей за 10 минут, хотя может и до 3000 доходить. Смотря что заказывают. Поэтому это больше подработка. Большинство девушек за доплату не откажутся сделать виртуальное, что-то показать — некоторые с открытым лицом, а кто-то с закрытым лицом это делает. Это может быть просто разговор на сексуальные темы. Мужчина в это время может включать камеру, а может и не включать. Многие девушки просят включать, чтобы убедиться, что там не толпа пьяных малолеток сидит.

Одна знакомая рассказывала о таком клиенте: он звонил прямо из окопа, платил 1000 рублей за 10 минут, рассказывал свои фантазии. Связь там постоянно прерывается, только он штаны снимет в кустах — у него батарейка садится. Я недавно ее спрашивала: «Ну, что, этот товарищ продолжает тебе звонить?» Она ответила, что перестал — может, другую нашел, может, убили.

Секс-работница К.: «Они идут на войну с промытыми мозгами, как в ИГИЛ»

Из-за войны работы стало меньше. Часть моих клиентов живут за границей. Они русскоязычные, но сюда не приезжают. Кто-то в Америке, кто-то в Китае, кто-то еще где-то. То же самое было, когда ввели первые санкции в 2014 году. Я работала в салоне, клиентов не было вообще, одна девушка на весь салон час в неделю делала, и мы все жили на эти деньги. Потом потихоньку всё поползло вверх, но волнообразно. И сейчас опять — три дня есть работа, а четыре — тишина.

Я встречалась с одним клиентом, который ушел на фронт добровольцем. Он получил путинскую премию и решил ее потратить на проституток. Тот парень все нам отдал. Снял с себя новую футболку и подарил мне. Он был счастлив и говорил, как ему с нами повезло. Он всё время пил виски и слушал на YouTube пропагандистскую песню про войну: Басту или еще каких-то наших попсовиков. Говорил, что еще раз пойдет, что он должен защищать родину. Он был не буйным, но с промытыми мозгами. Вот есть ИГИЛ, которые готовят смертников, готовых себя убить, — вот он такой был. Это даже словами не передать, какой шок — видеть человека в таком состоянии. И он молодой, и не дурак. Чего он туда поперся?

Мне кажется, что они просто не осознают, что надо будет убивать других людей. Да и женщины не понимают, на что придется идти их мужьям. Что слово «война» для них значит? Сходил на войну и принес денег, а что стоит за этим, не хотят думать. А многие ведь и кровожадные. Он, например, бухает, и она, может быть, вообще думает: «Его убьют, и слава богу. Мне дадут премию и его хлопнут. Пи*дил меня два года, а я теперь буду жить припеваючи». Я не знаю, как еще об этом думать. Это же очень странно.

Их жены тоже не понимают, что такое война, думают — сходил на войну и принес денег, а что стоит за этим, не хотят думать

Из-за войны девушки тоже часто стали работать за границей, потому что в Москве нет работы. Одна знакомая уехала в Китай и сейчас сидит там в тюрьме. Она собиралась в Макао — работать в казино, а попала в двадцатиэтажный бордельный дом. Там есть такой дом — и в каждой комнате проститутка. К ней заходят на «шот» — экспресс такой: делают дело и уходят. Знакомые, которые туда ездили, увозили за месяц два-три миллиона рублей, но это прямо конвейер. Ты едешь на месяц и зарабатываешь себе на квартиру или машину.

Другой подруге недавно угрожал клиент. Ему ногу оторвало на войне, и мы пошутили над ним: «Никогда не знаешь где прибудет, а где убудет». Она до этого к нему возила машину на ТО, а он хотел ее обмануть. Говорил: «У тебя машина гнилая, в нее надо много денег вложить. Давай мы тебе всё сделаем». Поэтому мы с ним так и обошлись. Он в ответ звонил с разных номеров и угрожал ей: «Я тебе голову оторву. По камерам тебя вычислю, и тебе хана». Конечно, неприятно такое слышать, но, с другой стороны, не будь говном, и к тебе не будут так же относиться.

Был еще один клиент из верхушки среднего класса и достаточно образованный. Когда объявили мобилизацию, он говорил, что это дело мужчины — защищать родину, и надо идти. Он мой ровесник. Многие мои ровесники думают, что если сказали, то надо идти. Но есть и мужчины, которые считают, что всё это ради наживы людей, которые стоят у власти.

Доминатрикс Ю.: «Моя работа — это принять травму»

Не могу сказать, что клиентов стало очень много, но некоторый всплеск есть. Когда люди понимают, что, возможно, впереди смерть. Моя специфика — доминатрикс, многие мужчины об этом мечтают, но признаться себе — это подвиг, позвонить — подвиг еще больше, а приехать — вообще героизм. И когда в политике случаются острые моменты, первые два этапа проходят быстро, и они быстрее подвигают мужчин к третьему шагу.

Сталкиваясь с бездной неизвестности, люди хотят лучше познакомиться со своим телом

У меня были гости, которые приезжали в отпуск с «СВО», но чтобы они были какие-то дикие, я не заметила. Но это в силу того, что я доминанта и осуществляю насилие в игровом формате с обязательными поглаживаниями потом. Я имею в виду: подуть на ранку, чай-кофе, налить. Они, наоборот, ищут во мне принимающую фигуру, возможно, матери, чтобы окунуться в заботу.

Ко мне приходят отвлечься. Какой смысл ему заново переживать те события, в которые он и так окунется снова, допустим, через несколько дней? Поэтому вся наша встреча, по сути, посвящена психологическому диалогу. Мы много разговариваем, причем про очень личное, интимное. Иногда вспоминаем школьные любови, первые сексуальные опыты, это секреты, которыми он бы больше ни с кем не поделился. Мы не обсуждаем политику. Когда человек приезжает с войны, он в первую очередь хочет поговорить о себе и о той первой любви, о той первой девочке, которая тогда не поцеловала его или, наоборот, заставила поцеловать. А теперь он просит: «Заставьте меня вас целовать». Это всегда очень личное.

По сути, в чем заключается моя работа? Это принять травму. И он понимает: «Она меня не осуждает, она меня понимает, потому что тогда, в мои 15 лет мне было очень страшно на дискотеке поцеловать девочку. А эта женщина принимает меня таким, какой я есть». Но то, что мужчины хотят быть понятыми, и хотят найти хотя бы на небольшое время пристанище для своих переживаний, — это всегда вне политики, это всегда сугубо личное, интимное.